Леонид Мотылев: «Исигуро каждую свою новую книгу пишет по-своему…»
Леонид Мотылев – переводчик английской и американской литературы. В его переводах мы знаем произведения Акройда, Бирса, Рушди, Франзена, Исигуро. Сегодня мы решили поговорить с ним о Кадзуо Исигуро, Нобелевском лауреате из Великобритании, которого Леонид Юльевич переводил. Недавно вышел новый роман Кадзуо Исигуро – «Клара и Солнце» в переводе Мотылева, который стал литературной новинкой года и книжным бестселлером.
О постмодернизме, романе как литературном жанре, антиутопиях, авторском стиле Исигуро, любимых иностранных авторах и многом другом читайте в нашем эксклюзивном интервью.
Леонид Юльевич, как и когда на Вашем горизонте впервые возник писатель Кадзуо Исигуро? С чего начиналось знакомство с ним?
Знакомство, как и у многих, началось с 7-го номера «Иностранной литературы» за 1992 год, где был опубликован его роман «Остаток дня» в переводе В. Скороденко. Мне понравилось, хотя потом приходилось слышать, что язык, которым Исигуро пользуется в этой книге, ведя рассказ от имени дворецкого, по-русски передать невозможно. Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть это мнение, давно не брал в руки этот перевод и оригинал. Любой перевод, какой мы делаем, дает лишь некоторую степень, большую или меньшую, приближения к оригиналу, так что «Остаток дня» вряд ли составляет исключение. Думаю, что это вполне достойный перевод. Исигуро меня заинтересовал, и, когда в 1995 году вышел по-английски его роман «Безутешные», я не без труда раздобыл книгу и принялся читать, но… очень скоро бросил. Было совсем не похоже на «Остаток дня», что-то, как мне показалось, хаотичное и бесформенное, пусть и на хорошем английском. Вообще его книги, какие я читал, не похожи одна на другую. Потом был очень интересный его рассказ «Семейный ужин» (вышел по-русски в сборнике «Пригоршня прозы» в 1998 году в переводе И. Шевченко). Вот тут – тот Исигуро, которого я люблю, здесь очень важен подтекст, читателю нужно до чего-то дойти самому. В 2005 году мне позвонили из журнала «Иностранная литература» и предложили прочесть его новый роман Never Let Me Go. Я спросил, о чем он, мне сказали – про клонов. Я подумал, что это какая-то научная фантастика, к которой у меня душа не очень лежит, и говорю: нет, нет, про клонов не надо. Но меня успокоили: клоны – это только прием. Я прочел, согласился перевести, и с этого началось мое настоящее знакомство с Исигуро. Потому что работа над переводом дает такую степень знакомства, какую очень редко дает простое чтение.
Важно ли, когда берешься за перевод иностранного автора, знать детали его биографии и быть знакомым с основными его текстами?
На этот вопрос отвечу осторожно: да, любое знание лучше, чем незнание, но мы живем в реальном мире, какие тексты у современного автора основные, а какие нет, далеко не всегда ясно, время, которое можно потратить на знакомство, ограничено, поэтому хорошо, если удалось хоть что-то прочесть помимо книги, которую переводишь. Основные факты биографии, конечно, неплохо бы знать, но детали редко бывают важны: в конце концов, когда автор пишет книгу, он все, что считает нужным, сообщает читателю именно в ней, он не предполагает, что читатель будет знакомиться с его биографией.
А в Вашем случае с Кадзуо Исигуро было как? Изучали ли Вы его биографию заранее, прежде чем перейти к переводу иностранного текста, или нет?
Нет, не изучал. Знал только, что он японец по происхождению и с детства живет в Англии.
Вы не литературный критик, но, тем не менее, внимательный читатель, переводчик. Как бы Вы охарактеризовали авторский стиль К. Исигуро?
Как я сказал выше, он, мне кажется, каждую книгу пишет по-своему. Тот Исигуро, который мне больше всего нравится, сочетает в себе лучшее из европейской и азиатской литературы. Отточенный язык, стройная структура, психологизм – это европейское. А недосказанность, ненавязчивая символика, склонность побуждать читателя к собственной работе мысли, чувства и воображения – тут, может быть, есть что-то от японской прозы и поэзии, хотя я плохо их знаю и, возможно, ошибаюсь. О поэтике «Не отпускай меня» я рассуждал по просьбе «Медузы» в 2017 году, можно посмотреть по ссылке: .
«Клара и Солнце» - это во многом тот же Исигуро. В этой книге рассказчица – робот, ее знание действительности ограничено, хотя интуиция на высоте, но читатель – не робот, и он должен извлекать из текста и то, что подразумевается, что стоит за словами. Например, одним из самых сильных в книге мне представляется эпизод вокруг поездки к водопаду, и там, помимо прочего, предполагается, что читатель поймет, почему мать сердится на дочь: ей тяжело видеть, что та, как ей кажется, недостаточно скорбит о смерти старшей сестры, которая так любила поездки к этому водопаду. Прямо об этом не сказано, читатель должен почувствовать.
Давайте немного порассуждаем о роли писателя-постмодерниста у нас и за рубежом... Исигуро как писатель, представитель этого направления, отмечен всеми возможными наградами и почетными званиями: от Букеровской до Нобелевской премии по литературе и др. У нас же, даже такие сильные авторы, как Сорокин или Пелевин, являются, по сути, «маргиналами» от литературы. Западный мир их не принимает, потому что они из России, а в России нет до них дела, и многие литературные премии, априори, — не для них. Получается, некий замкнутый круг… Что Вы скажете?
Не скажу ничего путного. Я не силен в теории и в обобщениях, я переводчик-практик, работаю со словом. Посмотрел определение постмодернизма в Википедии, и мне совсем не кажется, что Исигуро под него подходит. Какой он постмодернист? По-моему, он вполне себе наследник классических традиций. Ирония, которая вроде бы считается важной приметой постмодернизма, совсем ему не свойственна. Сорокин, Пелевин – другое дело, но я очень мало их читал. Открывал что-то, но, как говорится, не пошло. Может быть, не те книги открывал, не лучшие, не знаю.
Вы переводили постмодерниста Барнса («Вспышка») и постмодерниста Исигуро (романы «Не отпускай меня» и «Клара и Солнце»). Взаимное влияние, какие-нибудь общие тенденции в их прозе, на ваш взгляд, прослеживаются?
Барнса я переводил совсем мало (кроме «Вспышки», еще один рассказ), и в этих вещах я тоже не особенно много вижу постмодернизма. Постмодернизм – это скорее, наверное, ранний Барнс, но, опять-таки, не берусь судить, потому что слаб в теории. Про взаимное влияние не знаю, чтобы это определить, нужен очень тонкий анализ, на который я не способен. Могу только сказать ту почти банальную вещь, что объединяет их человечность. Ну, и безупречное владение языком.
С одной стороны, как мне кажется, время романа как литературного жанра — давно прошло, писателей много, а заинтересованных читателей мало. С другой стороны, как в России, так и за рубежом появляется огромное количество новых романов, мы наглядно видим появление большого числа авторов. Как Вы объясняете для себя этот парадокс?
Я не вижу парадокса. Что время романа прошло, да еще давно – слишком сильное утверждение, практика его опровергает. Читателей вполне достаточно, в XIX веке их было во много раз меньше. Другое дело, что сейчас много всякого другого помимо литературы – сериалы, игры и т. д. То, что пишут много всякой дряни, что книжный рынок замусорен, меня, как и многих, огорчает, вкусы читающей публики оставляют желать лучшего. Я не вижу при этом, чтобы чтение романов превращалось в какое-то маргинальное занятие. Пока, к счастью, этого не происходит. Читательская публика сейчас, пожалуй, сильнее сегментирована, чем раньше: одним нравится одно, другим другое. Этим, возможно, отчасти объясняется изобилие авторов.
Легко ли Вам было переводить романы «Клара и Солнце» и «Не отпускай меня» и сколько, в общей сложности, заняла работа над переводами этих текстов?
Как долго я переводил «Не отпускай меня», я уже не помню. «Клару», кажется, месяцев пять. В среднем роман такого объема занимает у меня полгода, но это сильно зависит от характера текста. Любой перевод – дело трудное, при всей увлекательности этого занятия, но «Клару» мне было легче переводить, чем «Не отпускай меня», потому что по интонации эти книги в чем-то схожи и мне было проще настроиться на уже найденную волну. К тому же в «Кларе» довольно много диалогов, а диалоги полегче переводить, чем, скажем, описания. Локальных трудностей, связанных, например, с переводом каких-то отдельных слов, впрочем, и тут хватало.
Как Вы считаете, у таких вышеупомянутых произведений Исигуро есть шансы стать со временем мировой классикой?
Давайте вернемся к этому вопросу лет через 50.
Писатель Исигуро открыто пишет о злободневных вещах. В несколько фантастичном романе-антиутопии «Кларе» речь идет о трансгуманизме, об искусственном интеллекте, о роботах, которые обитают по соседству с детьми, то есть описывается приближающееся будущее. А в романе-антиутопии «Не отпускай меня» показаны люди-клоны и люди-доноры. Совсем невеселая картинка рисуется. Как это все воспринимать, на Ваш взгляд? Нас подталкивают к принятию новой этики через фильмы, через литературные произведения на подсознательном уровне?
Если кто-то к чему-то нехорошему нас подталкивает, то точно не Исигуро. Да, он затрагивает в своих романах социальные темы, в какой-то мере это темы злободневные или могут ими стать, но он не подталкивает, а предостерегает нас. Его тема – человечность в довольно-таки бесчеловечной ситуации. Человечность в смысле старой этики. Это, на мой взгляд, роднит его с классиками (возвращаясь к Вашему предыдущему вопросу).
Почему сегодня стал так популярен жанр антиутопии, что к нему так часто обращаются зарубежные авторы?
Ну, вот мы имеем сегодня одну в изрядной мере сбывающуюся антиутопию («1984» Оруэлла). Нынешние авторы, во-первых, видят яркие образцы антиутопий прошлого века, которым можно подражать, а, во-вторых, возможно, ощущают разнообразные новые угрозы, возникающие сейчас в ускоренном режиме из-за общего ускорения жизни.
Какой роман: про «Клару и Солнце» или «Не отпускай меня» Вы лично ставите выше? Иначе говоря, какой роман удался лучше этому автору, на Ваш взгляд?
Обе книги сильно на меня подействовали. «Не отпускай меня», может быть, чуть сильнее, но я был тогда моложе, и это была первая книга Исигуро, которую я прочел от начала до конца в оригинале. Это, конечно, субъективная оценка, но иной и не может быть.
К текстам кого из когда-либо переводимых Вами авторов Вам хотелось бы вернуться, если Вам предложат что-то еще перевести из новинок этого автора (авторов)?
Из ныне живущих это, конечно, Исигуро, если он еще что-нибудь напишет. Заказывая перевод «Клары», издательство откликнулось на мою инициативу: увидев первый анонс о том, что эта книга должна выйти по-английски, я сразу написал в «Эксмо» и дал понять, что меня интересует эта работа. Из других переведенных мной и близких мне авторов некоторые в последние годы умерли и, увы, ничего больше не напишут (Филип Рот, Аласдер Грей, Уильям Тревор). Другие уже в возрасте и, скажем честно, пишут хуже (не буду их называть). Сейчас перевожу совсем нового для себя автора (Дэймона Галгута).
Беседовал Артем Комаров
Фото Владимир Яроцкий