В этот раз мы побеседовали с Михаилом Гиголашвили – прозаиком и художником, постоянно проживающим в Германии, где он преподает студентам русский язык. Еще Михаил Георгиевич – кандидат филологических наук, исследователь творчества Ф.М. Достоевского, автор романов «Толмач», «Чертово колесо», «Захват Московии», «Тайный год». О секретах письма, романе «Тайный год», Владимире Сорокине читайте в эксклюзивном интервью нашему журналу.
- Михаил Георгиевич, можно ли сказать, что современный российский (в широком смысле этого слова) писатель пользуется достижениями писателей-шестидесятников - Аксенова, Битова, Войновича, Гладилина, например?
- Думаю, любой писатель пользуется, так или иначе, достижениями своих предшественников. Конечно, и Битов, и Аксенов меня в определенной степени формировали (например, после «Острова Крыма» и «Ожога», стало ясно, что такая важная лексическая составляющая современной разговорной русской речи, как малоцензурные слова и сленг, могут быть художественно оформлены под разными соусами и хорошо «играют» на общую картину повествования).
- Однако каждый литератор привносит что-то новое. Вы в интервью неоднократно отмечали, что вы особую роль отводите диалогам, и что вы диктатор над персонажами. Что я еще опустил из виду?
- Каждый писатель – хозяин своих героев. Другое дело, что в процессе написания созданный образ уже сам может «подавать голос», подсказывать какие-то ходы. Но все равно: все бразды правления – в руках автора. Насчет же диалогов, могу сказать, что прямая речь персонажей в реализме – одна из главных составляющих их образа, все должны говорить (и думать), по-своему. На меня сильно повлияли диалоги Достоевского, которым я в свое время занимался лет десять безотрывно, когда писал по нему диссертацию (хотя как раз Достоевского, не без причины, справедливо упрекают в том, что у него все персонажи говорят одним - его - языком).
- Несет ли литератор, писатель ответственность за написанное им или ответственность лежит целиком и полностью на читателе?
- Писатель несет ответственность только перед самим собой и своей совестью.
- Ваш роман «Тайный год» повествует об двух-трёх неделях жизни Ивана Грозного. Чем был продиктован ваш интерес к фигуре Грозного? На эту же тему написал произведение «Царь» Алексей Иванов. Ваше отношение к этому произведению?
- Меня захватила личность грозного царя, его деяния, как хорошие, так и ужасные. Также было интересно работать с речью, архаизировать ее. Дурачки-недоброжелатели на 800 страницах выискали две детали, смешные на их взгляд: то, что упомянута картошка и что Грозный был одет в бушлат, в то время как картошка зашла в Европу (и в Россию) задолго до петровского указа, (а Грозному агенты привозили из Европы все новое). Также во времена Грозного носили т.н. брушлат – железное одеяние типа лат (от немецких слов Brust — грудь, и latte — латы, защита груди).
Текст «Царя» я не читал, а фильм очень понравился, особенно Мамонов в роли Грозного и Охлобыстин в роли шута. Я себе Грозного примерно так и представлял, когда писал свой текст.
- Кому бы Вы дали Нобелевку? Заслуживает ли Владимир Сорокин, автор «Сахарного Кремля» и «Дня опричника», этой высокой награды, на ваш взгляд?
- Сорокина я очень ценю, как искусного мастера слова. Обе эти вещи мне понравились, особенно «День опричника». Однако о Нобелевке вопрос не ко мне – я не читаю переводной литературы и не имею понятия о том, в какую сторону движется мировой литературный процесс, в чем, может быть, моя слабость, а может – и сила (ни от кого и ни от чего не завишу).
Беседовал Артем Комаров