В журнале «Esquire» (сентябрь, 2018) перечисляются иконы стиля. В 1970-х – Владимир Высоцкий, в 1980-х – Виктор Цой, в 1990-х – Сергей Бодров. Время расставляет свои акценты, а большое «видится на расстоянии».

    Фото Бодрова в номере «Esquire» талантливого фотографа – Виктора Горячева. Есть закон: равное притягивает равное. Так получилось с творческим тандемом Бодров-Горячев. Годы спустя Виктор Горячев так вспоминал моменты работы с Бодровым-младшим:

     «У нас были  две задачи: снять фото на обложку диска «Брат-2». Ее режиссировал сам Балабанов. Надо было поставить грамотно свет. Тогда все снималось не на цифру, а на слайды. То есть, надо было правильно проэкспонировать, и отснять его. А уже сами моменты определял Балабанов, и, вообщем-то, все прошло достаточно стандартно. В конце я попросил Балабанова, чтобы он встал в кадр, хотя сниматься он был не большой любитель. Задача была выполнена, он расслабился, и получились несколько парных фото, которые всем вам хорошо известны.

    Я понимал, насколько это было уникально, Сергей был сама любезность. Мы с ним сразу нашли общий язык. Я понимал ответственность задачи и, в тоже время,- редкость удачи, потому что не каждому фотографу приходит в гости Бодров. Я установил такую пластическую схему света и просто подобрал фон под его легендарный свитер. Сделал несколько вариантов. Самый лучший вариант – это когда он с сигаретой. Я его попросил посидеть, расслабиться, подумать о чем-то, о своем, покурить. Потом был кадр, где он на корточках, где он склонился немного вперед, где одна Сережина нога опущена. Это, как мне кажется, самое выигрышное фото со всей фотосессии. Это была обложка журнала. Я снимал уже и на средний формат слайда. Эти фото пользовались большим успехом. Под конец я его попросил, чтобы он сел, такой немножко расслабленный, вальяжный, с ногой вперед. Многим изданиям это фото нравится. Там даже грязь на подошве видна. Сапоги военного образца. Сразу виден контраст между студией, фоном, и грязной подошвой.

    Еще была одна серия... Я взял четыре фильтра и снимал на красный, синий, желтый и зеленый цвет фильтра. Это мне понравилось меньше, просто это меньше Сережиному духу соответствовало… Так, особо у нас разговоров не было. Я понимал уникальность момента, не хотелось тратить время на разговоры.

      История была с продолжением. Буквально на следующий год, Сергей ездил ведущим на «Последний герой». Зная, что я с ним работаю, или, может, он сам порекомендовал, руководство «Первого канала» мне предложило поехать с ним. Но так как это было сорок два дня, я не смог поехать, для этого нужно было увольняться с основной работы (я работал на телеканале ТВЦ). Я предложил вариант, что я поеду на первую и последнюю неделю. Понимаете, для фотографа важны авторские права на фотографии. В итоге «Первый канал» отказал.

    Каких-то откровений не было, мне было приятно и комфортно с ним работать. Само обаяние, сама любезность на контрасте с ершистым … Балабановым. Конечно, интересный тандем был. Сережа моментально влюблял в себя людей. Балабанов любил подчеркнуть свою ценность. Очень правильно, что Сергея Балабанов и Сельянов предложили на эту роль Сережу потому, что потом сколько раз пробовали замену найти Бодрову, но его никто не «переплюнул», и он стал символом поколения. В чем уникальность его? Это ощущение чужой боли, как своей. Он ощущал свою сопричастность со всем миром. Он был очень хорошим и резонировал с огромным количеством людей. Прошло уже пятнадцать лет, а его помнят и любят, в этом уникальность его личности».

    «В России с ее феодальным строем и крахом сложных систем быть можно героем, только героем, больше уже ничем», точно подметил Дмитрий Быков.

    Бодрова можно назвать героем русского неоромантизма, по мысли Вадима Самойлова. «Балабанов был последним в нашем кино, кто умел делать героев», пишет Алексей Колобродов в книге «Вежливый герой». 

    «Кончина Алексея Октябриновича сообщила нашему времени не меньше, чем все его фильмы. Один из месседжей – полная невозможность героев» (А. Колобродов). На эту тему хорошо сказал Илья Кормильцев: «Мы живем в эпоху вакуума, это не только очередная национальная особенность – это глобально. Вакуум – это отсутствие будущего. Будущего с заглавной буквы, у пустоты будущего нет». Бодров давал надежду на будущее, говорил «все только начинается». Проезжающий пустой трамвай в «Брате» - символ пустоты. Но заметьте, пишет Дмитрий Быков в статье «Связной», трамвай не стоял, ездил. Пустота находит наполнение в герое – мужественном, решительном, со своими принципами, возвращающим нам такие понятия, как долг, семья, ответственность, Родина. Пустота размывается в «Сестрах» - главный герой уже не убивает бандитов, но действует исключительно в благородных побуждениях. Он является живым олицетворением того, что хоть Цоя нет с нами, зато у нас есть новый герой, Герой с большой буквы – искренний, душевный, словом, свой парень.

    Сергей Бодров говорил: «Мне кажется, что существует жажда, такое кислородное голодание не от отсутствия силы, жестокости, обреза под курткой, а от отсутствия некоего слова закона, справедливости, что ли, пусть превратно понятой, оболганной, исковерканной». За веру в справедливость – большое спасибо Даниле Багрову. Он ее буквально «нащупал». Данила Багров первым поднялся, первым показал, что можно жить иначе, по-другому, и этот образ изменил сознание многих людей.

    От образа Данилы Багрова в буквальном смысле веяло чем-то новым, какими-то переменами. Виктор Цой как-то говорил: «Я подразумевал под переменами освобождение сознания от всяческих догм, от стереотипа маленького, никчемного, равнодушного человека, постоянно посматривающего «наверх». Перемен в сознании я ждал, а не каких-то там законов, указов, обращений, пленумов, съездов».

    Столь ранний уход из жизни Бодрова, это, как мне кажется, очень большая потеря для многих. Проживи он на десяток лет больше, мы с вами увидели бы еще не один десяток шедевров этого актера и режиссера. Посмотрите, как органично он смотрелся на экране! Бодров был гениальнейшим и талантливейшим человеком и стоит в одном ряду с Есениным, Высоцким, Цоем, Ильей Кормильцевым, и, конечно, Балабановым. Все они, как известно, очень рано ушли, оставив после себя свою лучшую частицу – свои произведения.

    Быков называл Балабанова радикальным режиссером. Здесь надо привести слова Кормильцева: «Культура постоянно пытается одомашнить эстетические высказывания, коммерциализовать их, сделать доступными, и… ей практически все это удается. Необходимо придумывать все новые и новые методы взрывать сознание. Это как состязание снаряда и брони. Иногда художники перегибают палку. Но без этого, увы, невозможно».

    Сергей Сельянов, продюсер, спустя годы так говорил в интервью на эту тему: «Вот, фильм «Брат», когда нас критиковали, что, вот, как же так он ходит стреляет. Да не за это любят этот фильм люди, а за то, что он возвращает веру в собственное достоинство. Что, оказывается, можно стоять ровно, что можно самому решать вопросы, можно не поддаваться, не продавливаться под обстоятельства. Оказывается, человек сам, если у него есть самодостоинство, может решать, куда ему идти, зачем, кому протянуть руку, кого оттолкнуть».

    «Построен он был, конечно, на самой глубокой архаике: в одной из многочисленных рецензий по выходу фильма точно было подмечено, что последней нескомпрометированной ценностью осталось буквальное родство», отмечает Дмитрий Быков в статье «Связной».

    Во времена, когда государство не может защитить своего гражданина, остается выбор за малым: самосуд, брат за брата. Это было в 90-х, есть и сейчас. Думаю, что это часть эстетики. Эстетики восстановления справедливости через прикосновение к войне, убийству.

    Из второй части «Брата» мы узнаем, что Данила Багров служил не писарем в штабе, но был на войне. Об этом слова С. Бодрова: «На войне много сомнительных в нравственном отношении парадоксов, если только не появляется понятие «враг». В «Брате» стреляют друг в друга не потому, что не хотят разговаривать, а потому что – враги, и разговаривать невозможно…».

    Вообще, Сергей Бодров говорил о своей роли в кино так: «Я очень рад, что о таких понятных вещах пришлось говорить мне. Я чувствую, что сказать это было необходимо именно сейчас».

    Данила Багров – персонаж действий, поступков. Именно поэтому за ним так интересно наблюдать. Цоевское - «Дальше действовать будем мы», проходит красной нитью через фильмы «Брат», «Брат-2, «Сестры».

    Вообще, если говорить напрямую, как мне видится, «Брат-2 не удался у Балабанова. Он задумывался как сиквел. Быков называл его пародией на «Брата». Отец Бодрова, крупнейший режиссер игрового кино, неоднократно признавался, что фильм не получился.

    «Знаю, что Данилу часто упрекают в том, что он примитивен, прост и незамысловат… Ну, отчасти я с этим согласен. Но у меня на его счет в мозгу возникает такая метафора: мне представляются люди в первобытном хаосе, которые сидят у костра в своей пещере и ничего еще в жизни не понимают, кроме того, что им нужно питаться и размножаться. И вдруг один из них встает и произносит очень простые слова о том, что надо защищать своих, надо уважать женщин, надо защищать брата», говорил Сергей.

    Бодров был последним Робин Гудом эпохи, настоящим философом: «Ты становишься на углу оживленной улицы и представляешь, что тебя здесь нет. Вернее, тебя нет вообще. Пешеходы идут, сигналят машины, открываются двери магазинов, сменяются пассажиры на остановке. То есть в принципе мир продолжает жить без тебя. Понимать это больно. Но важно…». Откуда в нем, молодом, полном сил человеке, появлялись мысли о смерти?

    Когда я пришел к Лимонову, и сказал, что хочу у него взять интервью о Кормильцеве, он сказал: «Он рано умер». Это звучало как приговор, как констатация факта. Как говорил Борис Корнилов: «В России надо жить долго». Ранняя смерть несправедлива, герои должны жить вечно. Как вопрошала девочка по сценарию «Сестер» - «Почему только самые лучшие умирают?».

    Вообще, есть время жить, и есть время умирать. Больше другого времени никакого нет, а жизнь дана, как мне кажется,  для того, чтобы встретить Бога. Под словом «Бог» мы понимаем свет,  ибо «Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы». А еще Бог – это любовь, это проверено. Это любовь делает людей сильными. 
    «Я не знаю, как заканчивается любовь. Если любовь заканчивается, видимо, это не она», писал Сергей в письме жене.

    Бодров был сильнее жизни, а его экранный образ, сильнее кабалы, тянущейся на Руси со времен монголо-татарского ига, сильнее и выше холопства, когда русский народ воспринимался не как хозяин, но как раб, чужак в своей собственной стране. Есенин на эту тему писал так: «Я не люблю религию раба, покорного от века и до века, И вера у меня в чудесное слаба,  я верю в знание и силу человека».

    Академик Лихачев говорил: «Надо иметь принципы в жизни. Одно правило должно быть у каждого человека, в его жизни, в его принципах жизни, в его поведении: надо прожить жизнь с достоинством, чтобы не стыдно было вспомнить». Бодров прожил жизнь достойно.

    Окуджава говорил, что интеллигентный человек должен сомневаться в себе, иронизировать над собой, страстно любить знания, нести их на алтарь Отечества… и уметь дать в морду… Вот это и есть интеллигент, а не советская формула «диплом-очки-шляпа. Вспомните крылатую фразу из Станислава Куняева: «Добро должно быть с кулаками».

    Да, приходится иногда поэтам, гениям брать в руки оружие – иначе не восстановишь справедливость, не заставишь уважать себя. Так было с Эрнесто Гевара (Че) на Кубе, так было и в нашей стране с Бодровым, пускай даже не в реальной жизни, но на экране.

    Путь Бодрова в кино – это путь преодоления самого себя. В «Восток-Запад» герой – Саша занимается плаванием, участвует в соревнованиях, чтобы в итоге проплыть очень и очень длинную дистанцию и сесть на корабль, который его увезет из ненавистного им Советского Союза в спокойный, размеренный, с гуманистическими ценностями, Запад. В «Медвежьем поцелуе» Бодров играет медведя Мишу, любит одну девушку, циркачку, и мы понимаем, что любовь сильнее условностей, сильнее всего. В «Кавказском пленнике», Иван Жилин, герой Бодрова вынужден принять бой с чеченским борцом, его буквально толкают в спину. Он со всей силы кричит, чем пугает видевшего разные виды чеченца.

    «Вот, скажи мне, американец, в чем сила? Разве в деньгах? Вот и брат говорит, что в деньгах. У тебя много денег, и чего? Я, вот, думаю, что сила в правде: у кого правда, тот и сильней! Вот ты обманул кого-то, денег нажил,  и чего – ты сильней стал? Нет, не стал потому, что за тобой правды нету! А тот, кого обманул, за ним правда! Значит, он сильней!». И Бодрову и Багрову удавалось жить не по лжи в солженицынском смысле этого слова.

    …Отец Бодрова звонил сыну накануне трагедии, и он вспомнил в беседе американского писателя Карлоса Кастанеду, ученика местного шамана. Кастанеда пишет, какие разные бывают люди. Один подходит и видит стену. Он не знает, как преодолеть стену и начинает рыть подкопы. А другие - берут и перепрыгивают, что в принципе само по себе невозможно. Эти люди именуются в книге Кастанеды словом «warrior». Отец – Бодров- старший спрашивает, не зная, как перевести, сына о значении слова, на что сын спокойно ответил: «Избранный». Это был их последний разговор… Очень символично, не правда ли?

    После ухода Бодрова осталось очень много недосказанности, пустоты, которую ничем уже не заполнить. Он навсегда останется в наших глазах живым. Мы уже никогда не увидим церемонии прощания, очередей с людьми, желающими проститься с Поэтом, Менестрелем эпохи, гроба, траурных лент и слов любви и благодарности, как это было, например, на церемонии прощания с Высоцким.

    «Пропавший без вести, я назову тобой дорогу».

    Самое интересное, что в любые времена, есть поэты. Сейчас, как представляется, «25/17», Рич, Бутусов, Глеб и Вадим Самойлов, продолжают творить актеры, которые работали с Бодровым – Сухоруков, Пирогов, Кузнецов, Баширов, Орлов, Акиньшина, Федорцов, Лифанов, Мурзенко…

Артем Лебедев