Вот книга. Первая. Поэта. «Лев Халиф. Мета». Вроде бы совсем обычная. «Советский писатель». Москва. 1964 год. Куплена в «Букинисте». Прежняя цена – «14 коп.» – зачеркнута. Проставлена новая: «10 коп.». И тираж – 10 тысяч экз.

 

Да и обложка, вернее, желтый супер, в которой она одета, кажется вполне обычной. Ну, красный квадрат, а в него вписано название книги. Слева от квадрата по вертикали – имя и фамилия автора. Под красным квадратом – черный, маленький, с буквами «СП» (то есть, опять же, «Советский писатель», что можно, с другой стороны, расшифровывать как заблагорассудится: например «смерть паразитам»…). Вряд ли кто возьмется с пеной у рта доказывать, что тут непременно содержится намек на Казимира нашего Малевича (и все же...). На завороте (его называют еще иногда внутренним загибом) суперобложки – фотопортрет Льва Халифа. Тоже ничего особенного. Посмотришь, не зная, кто изображен на снимке, и подумаешь: «Какой-нибудь инженер-конструктор, ученый, изобретатель». Белая рубашка, галстук, серый шерстяной жакет. Волосы зачесаны назад. Взгляд спокойный, умный и твердый. Но никто не рискнул бы, наверное, утверждать, что откровенно несоветский…

Идем дальше. Снимаем супер, и на первой странице обложки обнаруживаем… еще один красный квадрат, а в нем – изображение то ли космической ракеты с прилепившимся к ней сбоку пришельцем, то ли просто какую-то абстрактную геометрическую конструкцию. А художник-то кто? Начинаешь искать, находишь. И тут и от удивления присвистываешь: Михаил Шварцман! Вот это да! Сам Шварцман! «Иератический» художник, которого называли «патриархом современного искусства», «королем авангардной живописи»! Смотришь на фотографию Шварцмана издалека – вылитый Понизовский[1], что тоже – символично и симптоматично…

Вот что сам он говорил о себе: «Работы свои называю „Иературы“. Дело мое иератизм. Я – иерат (термин явился мне в сновидении). Я – иерат – тот, через кого идет вселенский знакопоток. Знаменую молчаливое имя – знак Духа Господня. Схождением мириад знаков, жертвенной сменой знакомых метаморфоз формирую иературу. <…> Иература – космический знак – монада, знак имени духовной иерархии, имманентный во всех внутренних знакосвязях, пространственно-противоречивый, полистилистичный, самосозидающийся и самоопроверга<ющийся>».[2]

А еще можно вспомнить о шварцмановских графических циклах «Метаморфозы», «Лики» (Мета-портреты), о «мета-археологии» (термин, употреблявшийся теми, кто писал о его «Иературах»), о «метатектурах», «метабыте» (это слово встречается в его «Записных книжках») и о многом другом, так или иначе связанном с «мета».

Итак, книга стихотворений «Мета» Льва Халифа. Естественно, здесь подразумевается не только мета, помета, метка. Это еще и ЗНАК.

В предисловии к знаменитому халифовскому роману «ЦДЛ» Сергей Довлатов, среди прочего, писал: «Можно вспомнить и напевы Андрея Белого. И карнавал метафор Юрия Олеши. Действительно, единица измерения прозы Халифа – метафора, то и дело возвышающаяся до афоризма. Цитировать – одно удовольствие:

«…Этот, со стопроцентной потерей зрения, возомнил, что он – Гомер. Ему виднее…»

«…Спартак Куликов… Имя – восстание, фамилия – битва…»

«…Ударил кто-то бомбой в Мавзолей, но вождь остался жив…»

«…Дрейфус умер, но дело его живет…»

«Всякую колыбель – даже революции – надо раскачивать…»[3]

Цитировать можно действительно бесконечно…

«50-е годы. Ленинград, а вообще-то Питер, мы ведь жили там по старинке. По-человечески жили. Лучшее из всего мною написанного случилось именно в этом городе, куда я приезжал к своим друзьям[4] <…>.

Мое поколение – Глеб Горбовский, Иосиф Бродский, Женя Рейн, Костя Кузьминский, братья Танчики (их называли Христианчики), трагически погибший на охоте Леонид. Аронзон (уж не сам ли на себя поохотился?). Потом идут – алкогольный учитель, в прошлом философ – специалист по Востоку Виктор Хейф. Длиннющий, тощий человек, незаменимый собутыльник, умевший организовывать самые дикие пьянки на 20–30 персон прямо на улице, при этом абсолютно не имея денег. Он любил повторять: „Хейф всегда презирал толпу“<…> Витя Горбунов (или Вл. Эрль). Это ему принадлежит воскрешение обэриутства. Он собрал о нем огромнейший материал. Все о Хармсе – это мозаика из… пылинок развеянного праха. Однажды в Союзе писателей ему дали выступить. И он читал с 6 до 12 ночи. Мог бы читать и дольше» [5].

Возвращаемся к поэзии. Листаем дальше книгу «Мета». Обнаруживаем стихотворение, посвященное Михаилу Шварцману.

* * *

                      М. Шварцману

 

Авто –

богатств иных дороже.

Пропахший ветром

До костей,

Я болтаюсь

На хвосте

Дороги,

На самом ее хвосте.

Авто –

а то

                      сидел бы дома,

В обстановке без стихий

И оседлость

На самом донышке

Разбавлял,

             как старики.

…Будто током

светлым,

Смотровые стекла

Пронизаны ветром.

По бокам скуля,

Прокручивается

Земля.

Будто мяч на носке,

Подпрыгивает до ло́ктя…

Ты поболтайся

на хвосте,

На хвосте

             у дороги![6]

Вновь закольцовывание…

От этого посвящения можно протянуть ниточки и к питерским друзьям Халифа, многие из них – общие для Халифа и Шварцмана; например, Виктор Кривулин, Елена Шварц. Но тянутся они и в сторону Москвы: к Александру Величанскому, Ольге Седаковой, Геннадию Айги, который, как и сам Шварцман, дружил с Алексеем Крученых.

Есть в «Мете» и текст, посвященный Борису Вахтину. – Вновь «питерский след»: группа «Горожане», которая упоминается и в «ЦДЛ». А это, помимо Вахтина, – Владимир Марамзин, Игорь Ефимов, Владимир Губин и «примкнувший к ним» С. Довлатов[7].

Вот это стихотворение:

* * *

Хорошо спать без просыпу,

Хорошо уходить без спросу,

О, как хорошо,

                      не сгибаясь,

                                         рослым

Поднимать свои плечи

Под звездные россыпи,

И стоять одному

                      у могучих морей,

И подслушивать похожесть

души своей.

И на камни,

             веками молчать обреченные,

Положить белый лист

И заметить,

             какие они черные,

И не жалеть,

что родился с голосом

В какой-то заброшенной

Волости.

Хорошо

             целоваться на улицах людных,

Нетипично,

а все ж хорошо,

Хорошо,

когда любит,

А не любит – тоже хорошо.

Я б на пристанях всех

Необъятного мира

Расцеловал сразу всех бы

Красавиц,

Какие бывают,

Хотя б потому,

что они милые,

И еще потому,

что они уплывают

Куда-то…

А мне-то что?

Я счастливый,

Потому что я сплю без просыпу,

Потому что ухожу без спросу,

Достаю сигарету

и благодаря росту

Прикуриваю

от звездных россыпей,

И стою один

У могучих морей,

И подслушиваю похожесть

Души своей.

Лев Яковлевич признавался, что в «Мету» не вошли лучшие его вещи. Прежде всего, из книги было вырезано знаменитое четверостишие «Черепаха», ушедшее «в народ», распространявшееся в самиздате и процитированное (неточно, с измененной третьей строкой: «Он из мной накопленного страха») в романе Василия Гросмана «Жизнь и судьба» именно как фольклорное, без указания имени автора[8]. Во вторую поэтическую книгу Халифа, последнюю, вышедшую в СССР, «Черепаха» все же была включена – вот в такой графической версии (надо полагать, все же авторской):

* * *

– Из чего

Твой панцирь,

Черепаха? –

Я спросил

И получил ответ:

– Он

Из пережитого мной

Страха,

И брони надежней

В мире

Нет.[9]

            На вопрос «Европейского книжного обозрения» о том, в каком году была написана «Черепаха» и как она попала в книгу В. Гроссмана, Халиф ответил так: «…В пятидесятые годы, а как попала – не знаю, она ходила в списках, ее цитировали в спектаклях Эдлиса[10] и брал эпиграфом Юрий Домбровский[11], но неизменно снимала цензура, тем более, если она шла под моим именем. Если это удавалось, немедленно следовали фельетоны, но однажды „Черепаха“ была напечатана миллионным тиражом на обложке радиожурнала „Кругозор“. А что касается Гроссмана, я с ним не знаком и взял он „Черепаху“, потому что она была уже фольклором»[12].

            Впервые на родине Халиф был опубликован в «Литературной газете» в 1956 году (6 окт.). Газета напечатала большую подборку поэта – целый разворот в рубрике «Доброго пути!» – с предисловием самого Назыма Хикмета. Но через несколько лет та же «Литературка» перепечатала опубликованный в молдавской газете фельетон с издевательским названием «Халиф на час» и текстом «Черепахи». Набор второй книги Халифа, ждавшей своего часа в «Советском писателе», был немедленно рассыпан. «Свой час», таким образом, отдалился на годы…

            С этого фельетона, по большому счету, и началась травля поэта. Льва Халифа перестали печатать, вычеркнув его из современной поэзии и оставив ему лишь узкую лазейку в литературном мире – возможность зарабатывать на кусок хлеба переводами поэтов народов СССР. В 1974 году Халиф, написав открытые письма «Писатель – смертник слова» и «Писателю сидеть положено», демонстративно вышел из Союза писателей, в который вступил лишь несколько лет назад[13]. А уже в 1977 году Лев Яковлевич покидает отечество. Естественно, не по своей воле. Власти буквально выдавливают его в эмиграцию.

            Халиф оказывается в Нью-Йорке. За кордоном он печатается в периодике, издает еще две книги стихов («Песни нищих, прикарманивших пустоту», Н-Й., 2013 и «Посейдон», Н-Й., 2016), публикует свой прославленный «ЦДЛ»[14], который ему пришлось дописывать и восстанавливать по памяти, и затем еще два романа[15].

            Когда я начинал писать эти заметки[16] о Льве Халифе, я знал, что поэт еще жив. А как можно было сомневаться – я ведь сделал неожиданное открытие: у него есть аккаунт в Фейсбуке[17], где он едва ли не ежедневно публикует новые стихи. И никаких сведений о его смерти я нигде не встречал. Впрочем, удивляться тут особенно нечему: Халиф был практически неизвестен российскому читателю. Да, о нем еще помнили немногочисленные остающиеся в живых друзья; его имя могло еще что-то сказать литераторам-шестидесятникам и – отчасти – семидесятникам. Но нынешние 40–50-летние, по большому счету, не подозревали о его существовании (и продолжают ничего не знать и не ведать). Что уж говорить о более молодых…

         И вот совсем недавно я случайно наткнулся в Сети на маленькую заметку «Поэт Лев Халиф умер в США»: «В минувшую пятницу, 3 августа 2018 года, в Нью-Йорке в возрасте 87 лет умер известный поэт Лев Халиф, проживавший в США с 1977 года».

         За день до своего 86-летия, 28 ноября 2016 г., Халиф поместил в своем ФБ-блоге стихотворение, посвященное памяти Беллы Ахмадулиной, прожившей, как известно, 73 года.

                   * * *

День её смерти – моего рожденья день,
Хотя я старше Белы на значительный период,
Где шариком рулетки бегает предел,
Что гасит на корню прекрасные порывы,
Судьба у каждого по-своему груба,
Иной раз хочется ей дать по роже,
На свой аршин всех меряет судьба,
До чего же у поэтов она схожа.
К ним смерть является во всей красе,
Как всё что в этом мире беспринципно,
Великие поэты гибнут в 37,
Даже если поменять две эти цифры.

         28 ноября 2018 г. Фейсбук предложил уже покинувшему этот мир поэту «поделиться этим воспоминанием»... Кто-то сделал это за Халифа. Вероятно, кто-то из самых близких. И продолжает до сих пор – стихотворения последних лет жизни Льва Халифа продолжают публиковаться на его сайте: не слишком часто, но с завидной регулярностью.

         29 ноября 2018-го поэту исполнилось бы 88 лет[18]. Но ему пришлось навечно задержаться на другой цифре, тоже заканчивающейся на семерку – на 87.

                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                 Арсен Мирзаев

 

[1]           Речь идет о Борисе Юрьевиче Понизовском (1930–1995), режиссере, теоретике театра, художнике, философе, писателе, одной из ключевых фигур неофициальной культуры Ленинграда 1960–1990-х годов. С 1981 г. руководил театром «ДаНет» – театром, где особое значение имела стихия визуального, где говорили, в основном, на языке жестов, знаков и символов.

[2]           М. Шварцман. Из записных книжек // Шварцман М. СПб.: Palace Editions, 2005. С. 39–40.

[3]           Новое русское слово (Нью-Йорк). 1979, 16 декабря.

[4]           Халиф Л. ЦДЛ. М.: Центрполиграф, 2017. С. 68.

[5]           Там же. С. 70.

[6]           Шварцман М. Мета. М.: Сов. писатель, 1964. С. 65.

[7]              См. блок материалов, посвященный «Горожанам», в журнале «Сумерки». 1990. № 11. С. 80–100. Борис Вахтин был одним из главных писателей для «Сумерек», опубликовавших практически все его основные произведения (они печатались в семи из шестнадцати номеров журнала).

[8]           Его читает один из героев романа сокамерникам на Лубянке.

[9]           Шварцман М. Стиходром. М.: Сов. писатель, 1971. С. 76. В фильме Елены Якович «Василий Гроссман. Я понял, что умер» (2014) это четверостишие приводит по памяти Людмила Лобода, которая слышала «Черепаху» в исполнении самого Гроссмана.

[10]          Элиу Филиппович Эдлис (1929–2009) – русский драматург, прозаик, киносценарист.

[11]          «Повезло только одной «Черепахе» – четыре ее строчки кочевали по книгам прозаиков и даже вставлялись в пьесы. Безымянно. Но стоило кому-нибудь авторизовать эти стихи, как их тут же снимали. Юрий Домбровский взял их эпиграфом к своей книге „Хранитель древностей“. Предложили немедленно убрать. Потом он поставил их к „Лавке древностей“. Но тут прикрыли лавочку! Одному Юрию Трифонову удалось напечатать эти стихи с моим именем. Прямо посреди своего рассказа о герпетологах. Правда, к моему имени добавлено было слово „кажется“. Когда я спросил его – а почему „кажется“? – он пояснил, что герой, декламирующий эти стихи, вообще сомневающийся человек» (Халиф Л. ЦДЛ. С. 63; «Черепаха» была процитирована в рассказе Ю. Трифонова «Беседа с герпетологами» (1959)).

[12]          См.: http://european-book-review.blogspot.com/2014/09/blog-post_14.html

[13]          Членский билет № 8572 Союза писателей СССР был выдан Халифу 9.04.1971 г.; дата вступления – 22.03.1971 г.

[14]          Лос-Анджелес: Альманах, 1979; оформление Вагрича Бахчаняна. Эта книга была написана, как свидетельствовал сам Лев Халиф, еще в России, (см. беседу с ним Е. Когана 30 апр. 2017 г. под названием «„ЦДЛ“ раздора»: http://booknik.ru/today/faces/czdl-razdora/, а не в эмиграции, как сообщается в аннотации к последнему российскому изданию романа (М.: Центрполиграф, 2017). Первая публикация романа в России: Екатеринбург: У-Фактория, 2001.

[15]          «Ша, я еду в США» (1982) и «Молчаливый пилот» (1985).

[16]          13.12.2017 г.; текст предназначался для очередного номера журнала Т. Буковской и В. Мишина «lit(ə)riЧЕ», но тогда мне явно не хватало фактического материала, и публикация не состоялась.

[17]          https://www.facebook.com/profile.php?id=100001915496666; спустя несколько месяцев после обнаружения Халифа в «пространстве» ФБ, я написал ему письмо, и он включил меня в число своих «френдов».

[18]          Не зная о его уходе, я поздравил поэта в этот день с 88-летием, но не особенно ждал, что он мне ответит. Я понимал, что ему нет до меня никакого дела, как нет теперь никакого дела и до всего этого мира.