Владимир Спектор
Владимир Спектор родился в Луганске, где окончил машиностроительный институт. После службы в армии работал конструктором, пресс-секретарем на тепловозостроительном заводе. Автор двадцати изобретений, член-корреспондент Транспортной академии Украины. Начиная с 90-х годов - главный редактор региональной телекомпании, собкор киевской газеты «Магистраль».
Редактор литературного альманаха и сайта "Свой вариант". Автор более двадцати книг стихотворений и очерковой прозы. Заслуженный работник культуры Украины. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе имени Юрия Долгорукого, имени Арсения Тарковского. Почетный председатель правления Межрегионального союза писателей, член Национального союза журналистов Украины.
Среди последних публикаций – в журналах «Слово-Word», «Новый Континент», «Новый Берег», «Радуга», «Сетевая словесность», «Дети Ра», «Зарубежные задворки», «Этажи», «Чайка», «Золотое Руно», «Камертон», «Особняк», «Интер-Фокус», «Клаузура», газетах «Литературная газета», «День Литературы», «Поэтоград», «Литературные известия»...
В 2015 году стал лауреатом международного литературного конкурса «Открытая Евразия». В 2017 г. - серебряным призером Германского международного литературного конкурса «Лучшая книга года на русском языке» в номинации «Поэзия». С 2015 года живет в Германии.
* * *
Лумумба, Дэвис, Корвалан…
Кто помнит звонкость их фамилий.
От «жили-были» до «забыли» -
Тире, как от «пропал» до «пан».
А я вот помню. «Миру-мир»
Кричал на митингах со всеми.
Прошло своё-чужое время.
Конспект зачитан аж до дыр.
А мира не было, и нет.
Похоже, здесь ему не рады.
И эхо новой канонады
Летит, как бабочка на свет.
* * *
Вдоль шерсти, против шерсти – как в гору и с горы,
И, кажется, удача поёт, как Пугачева.
А память – это песня про школьные дворы,
Где если скажешь слово, оно важней второго.
Там тени фотовспышек – как мушки в янтаре,
И мы с тобой там, помнишь, - планируем вернуться.
Вдоль шерсти, против шерсти… Пока что мы в игре,
Как сморщенные яблочки на разбитом блюдце.
* * *
Это не зловредность, не злопамятство, но…
Просто «стоп» на пути к «забывать».
Это птица, что стучится крылом в окно.
Это «прытью» вдруг ставшая «стать».
Как об этом забудешь, хоть днём, хоть впотьмах,
Где тревогой мерцает рассвет.
На другом языке направление – «нах»…
На родном языке его нет.
* * *
Окно планшета – это жизнь взаймы,
В которой я – регулировщик света.
Не только, впрочем, света, но и тьмы,
Всего, что есть, и, к сожаленью, нету.
Я – свой-чужой в потоке новостей,
Где только взгляд от правды до обмана.
И только фотографии детей
Сигналят честно – выключать свет рано.
* * *
Выжить…
Отдать,
Получить,
Накормить.
Сделать…
Успеть,
Дотерпеть,
Не сорваться.
Жизни вибрирует тонкая нить,
Бьётся, как жилка на горле паяца.
Выжить,
Найти,
Не забыть,
Не предать…
Не заклинанье, не просьба, не мантра.
Завтра всё снова начнётся опять.
Это – всего лишь заданье на завтра.
* * *
Ничего не изменилось,
Только время растворилось,
И теперь течёт во мне.
Только кровь моя сгустилась,
Только крылья заострились
Меж лопаток на спине,
И лечу я, как во сне.
Как цыганка нагадала:
Всё, что будет – будет мало.
Быть мне нищим и святым.
Где-то в сумраке вокзала
Мне дорогу указала.
Оглянулся – только дым.
Где огонь был – всё дымится.
Крыльев нет. Но есть страница,
Вся в слезах. Или мечтах.
На странице чьи-то лица.
Небо, дым, а в небе птицы,
Лица с песней на устах.
Ветер временем играет.
Ветер кровь мою смущает
Наяву или во сне.
Мальчик с узкими плечами,
Парень с хмурыми очами –
Я не в вас. Но вы во мне.
Мы с лопатой на ремне
Маршируем на ученье,
Всё слышнее наше пенье.
Мы шагаем и поём.
О красавице-дивчине,
О судьбе и о калине,
И о времени своём.
* * *
Ну, что с того, что я там был…
Юрий Левитанский
Ну, что с того, что не был там,
Где часть моей родни осталась.
Я вовсе «не давлю на жалость»…
Что жалость - звёздам и крестам
На тех могилах, где война
В обнимку с бывшими живыми,
Где время растворяет имя,
Хоть, кажется, ещё видна
Тень правды, что пока жива
(А кто-то думал, что убита),
Но память крови и гранита
Всегда надежней, чем слова.
Ну, что с того, что не был там,
Во мне их боль, надежды, даты…
Назло врагам там – сорок пятый!
Забрать хотите? Не отдам.
* * *
Лежит судьба, как общая тетрадь,
Где среди точек пляшут запятые,
Где строки то прямые, то косые,
И где ошибок мне не сосчитать.
Бежит строка в дорожной суете,
И я, как Бог за всё, что в ней – в ответе.
А в небесах рисует строки ветер.
Он в творчестве всегда на высоте.
А у меня сквозь низменность страстей,
Невольную печаль воспоминаний
Таранит, разбивая жизнь на грани,
Строка любви, парящая над ней
* * *
Было и прошло. Но не бесследно.
Память, словно первая любовь,
Избирательно немилосердна,
Окунаясь в детство вновь и вновь,
Падая в случайные мгновенья,
Где добром отсверкивает зло…
Счастьем было просто ощущенье,
Что осталось больше, чем прошло.
* * *
В небесную высь
по наивности, видно, стремлюсь,
В пространство от счастья
до пятого времени года.
И пусть заблужусь, ошибусь, ушибусь.
Ну и пусть.
Но вдруг приоткроется
тайна вещей и природы.
Где вещая память пророчит,
пугая меня,
Там чьи-то следы – к облакам,
На века, сквозь погосты.
Там пятое время не года,
а жизни, маня,
Зовёт и меня в эту высь,
где не падают звёзды.
* * *
Тёплый ветер, как подарок с юга.
Посреди ненастья – добрый знак.
Как рукопожатье друга,
Как улыбка вдруг и просто так.
Жизнь теплей всего лишь на дыханье,
И длинней - всего лишь на него.
Облака – от встречи до прощанья,
И судьба. И больше ничего.
* * *
История любви забытой,
Растерянной, задёрганной,
разбитой
На тысячи осколочных ночей,
На тысячи житейских мелочей,
На крохи правды
и мгновения обмана.
Любовь разбитая
похожа на тирана,
Пытающего душу, плоть и кровь…
Любовь забытая.
Но всё-таки, любовь,
Хоть горькая, обидная и злая.
Пускай не рай.
Но отблеск рая.
* * *
Подожди, душа моя,
Слышишь, музыка струится,
То ли грусти не тая,
То ли, как ночная птица,
Превращая ремесло
В Божий дар и вдохновенье,
И мгновенье, что пришло,
Поднимая на крыло,
Вслед за прожитым мгновеньем…
* * *
Ожиданье чуда, как любви,
Ожиданье счастья, как прозренья.
Кажется, что только позови –
От спасенья и до воскресенья
Пролетит эпоха, словно миг,
В отраженье звёздами врастая…
Вслед за ней парю в глазах твоих,
Хоть чудес давно не ожидаю.
* * *
Не слова, не отсутствие слов…
Может быть, ощущенье полёта.
Может быть. Но ещё любовь –
Это будни, болезни, заботы.
И готовность помочь, спасти,
Улыбнуться в момент, когда худо.
Так бывает не часто, учти.
Но не реже, чем всякое чудо.
* * *
И взгляд, как поцелуй, короткий,
Но, всё ж, пронзающий насквозь,
И тень стремительной походки,
И ощущенье, что «всерьёз»…
И тонкий луч, как стих Марины,
Сквозь одиночества печать…
И жизнь – как клинопись на глине,
Где мне не всё дано понять.
* * *
Претенденты на победу в марафоне!
Марафонский бег в оцепленном вагоне,
предвещает он победы вам едва ли,
Не для вас куют победные медали.
Претенденты на медали в оцепленье
Цепь за цепью переходят в наступленье.
Претенденты на победу в марафоне -
Это вам трубит труба в Иерихоне.
Не до жиру, не до бега, не до смеха...
Претенденты...
Претенде...
И только эхо...
* * *
Потаённый тает свет,
Отражаясь ближней далью.
Тени завтрашних побед
Гаснут в планке над медалью.
И который век подряд
Насмехается над властью
Жаркий, терпкий аромат
Ожидаемого счастья.
* * *
Облака плывут с востока,
И державен их поток.
Безразлична им морока –
Запад прав или Восток.
Им, наполненным дождями,
Важен только свой маршрут
Над полями, над вождями,
Что пришли и вновь уйдут.
* * *
И, в самом деле, всё могло быть хуже. –
Мы живы, невзирая на эпоху.
И даже голубь, словно ангел, кружит,
Как будто подтверждая: «Всё – не плохо».
Хотя судьба ведёт свой счёт потерям,
Где голубь предстаёт воздушным змеем…
В то, что могло быть хуже – твёрдо верю.
А в лучшее мне верится труднее.
* * *
Принимаю горечь дня,
Как лекарственное средство.
На закуску у меня
Карамельный привкус детства.
С горечью знаком сполна -
Внутривенно и наружно.
Растворились в ней война,
И любовь, и страх, и дружба…
* * *
Как плахи нет без палача,
А без картины – отраженья,
Так целое – виднее в мелочах,
Словно подарок в день рожденья.
Подлец себя не видит подлецом,
Он деликатен для себя в избытке,
Себя жалея, хмурится лицом,
Смывая капли крови после пытки.
За всё себя готов он оправдать,
Он – просто выполняет своё дело.
Но Каинова светится печать,
На мелочах, да и на жизни в целом.
* * *
А я из ушедшей эпохи, где бродят забытые сны.
Где делятся крохи, как вдохи, на эхо огромной страны.
Я помню и не забываю, откуда, зачем и куда.
Мечты о несбывшемся рае, сгорая, не гасит звезда.
* * *
Время меняет адрес,
среда переходит в четверг.
Мир, май, июнь - потеряны календарём.
Визитки прошлых героев
под ветром – то вниз, то вверх.
Вниз, без виз, где время кричит: «Старьё берём!»
Кажется – всё внезапно,
но время смеется в ответ.
Память ищет на свалке своё барахло.
Время меняет адрес,
но нет его, нет его, нет…
И поле вчерашних снов быльём поросло.
* * *
Завтрашний воздух – в отсеках стальных облаков,
Завтрашний мир - как дыханье воздушной эскадры.
Завтра узнаем, возможно, расскажет Песков,
Что там за тайны в небесном прогнозе на завтра.
Завтрашний воздух – дышать им не передышать.
Даже когда от прогнозов бессовестных плохо.
В завтрашнем небе парит, как всегда, хороша
Сладкая вата еще непочатого вдоха.
* * *
Дым воспоминаний разъедает глаза.
Память о доме, как воздух, закачана в душу.
Дом пионеров. Салют! Кто против? Кто за?
- Ты ведь не струсишь поднять свою руку? – Не струшу.
Трусить – не трусить… Любишь вишневый компот?
Помнишь рубиновый цвет и обманчивость вкуса?
Память с трудом отдаёт. Но, зато как поёт...
Дым превращая в дыханье. А минусы – в плюсы…
* * *
Небо Аустерлица
проглядывает сквозь синеву.
Оно прямо здесь, надо мною,
и я его вижу.
Что происходит?
Сгущается мрак не во сне, наяву.
И гром канонады внезапно,
бессовестно ближе.
Князя Андрея зрачки отразились
в чужих небесах.
И вечность читает на русском,
не чувствуя боли.
Там, в облаках, леденеет
Ещё не прочитанный страх,
Который остался забытою книжкою в школе.
* * *
Яблоки-дички летят, летят…
Падают на траву.
Жизнь – это тоже фруктовый сад.
В мечтах или наяву
Кто-то цветёт и даёт плоды
Даже в засушливый год…
Яблоня-дичка не ждёт воды –
Просто растёт, растёт.
* * *
Не изабелла, не мускат,
Чья гроздь – селекции отрада.
А просто – дикий виноград,
Изгой ухоженного сада.
Растёт, не ведая стыда,
И наливаясь терпким соком,
Ветвями тянется туда,
Где небо чисто и высоко.
* * *
Условно делимы на «право» и «лево».
Как славно незримы «король, королева,
Сапожник, портной»…
Это со мною и с целой страной,
Где всех поделили почти безусловно
На «любишь — не любишь», на «ровно — не ровно»,
А будто вчера -
Жизни беспечной была, как сестра,
Страна, где так быстро привыкли к плохому,
Где «эныки-беныки» вышли из дому,
А следом свинец,
Хочешь — не хочешь, но сказке — конец.
* * *
Как будто карандаши,
Рассыпались дни и недели.
Поспали, попили, поели...
Но сердце спешит. Спешит.
И как мне их всех собрать,
Друзей, что рассыпались тоже
Средь старых и новых бомбёжек,
Хотя бы в свою тетрадь,
Собрать карандашный цвет,
Он звался когда-то «Мистецтво»,
Раскрасить дорогу, как детство,
Как счастья былого след.
* * *
А вы из Луганска? Я тоже, я тоже...
И память по сердцу – морозом по коже,
Ну да, заводская труба не дымится.
Морщины на лицах. Границы, границы...
И прошлого тень возле касс на вокзале.
А помните Валю? Не помните Валю...
А всё-таки, помнить - большая удача.
И я вспоминаю. Не плачу и плачу.
Глаза закрываю – вот улица Даля,
Как с рифмами вместе по ней мы шагали.
Но пройденных улиц закрыта тетрадка.
Вам кажется, выпито всё, без остатка?
А я вот не знаю, и память тревожу...
А вы из Луганска? Я тоже. Я тоже.
* * *
- Всё хорошо. Только небо сердито,
Гром, как внезапный разрыв динамита
Или как эхо ночной канонады…
- Может быть, хватит, об этом. Не надо…
- Всё хорошо. Только дождь без просвета.
- Это преддверие бабьего лета,
Дальней зимы и мужской непогоды…
- Капля за каплей, за годами годы
Всё хорошо, - повторяю я снова,
Мальчик из прошлого. Дедушка. Вова...
* * *
Принимаю горечь дня,
Как лекарственное средство.
На закуску у меня
Карамельный привкус детства.
С горечью знаком сполна -
Внутривенно и наружно.
Растворились в ней война,
И любовь, и страх, и дружба...
* * *
Как у ящиков – двойное дно,
Так и люди – «нашим-вашим».
Говорят – и слышится «вино»,
А на деле – «простокваша»
Слушать и не слышать нелегко.
Привыкаю постепенно.
Вижу, хоть смотрю на молоко –
Убегающую пену.
* * *
«Больше дела, меньше слов,
До свиданья, будь здоров!» -
Так отец повторял, я смеялся,
а время летело…
«До свиданья» сменилось, увы, на «прощай».
В неизвестность отъехал последний трамвай.
Больше, всё-таки, слов и печали.
Такое вот дело.
А на фотках – улыбки, и взгляд без тревог,
Машет шляпой с трибуны смешной полубог,
И «Ура» отвечают, шагая не в ногу,
колонны…
Больше дела, - отец напевал, - меньше слов,
Я не спорю, допеть эту песню готов,
И пою. Только привкус у пенья
нежданно солёный.
* * *
В своих безбожных небесах
«Шестидесятники», устав от волейбола,
Поют Булата, слушают «Спидолу»,
Читают. Женя, Роберт и Андрей…
Но небеса — темней, темней, темней.
И мрак предательством пропах.
Внизу всё тот же неуют.
Чапаевцы, как тени в пыльных шлемах,
Плывут куда-то с капитаном Немо,
И с косами — не ангелы стоят,
И не понять — кто прав, кто виноват,
И что там у костра поют.
Ломают памятники в дым,
И те, кто в небесах, понять не могут,
Зачем, куда, в какую путь-дорогу
Собрались те, кто, перепутав след,
Осваивают тот и этот свет,
Где страшно мёртвым и живым.
* * *
Бывший ромб перестроился в круг,
Разгладив тупые углы...
Старый враг говорит тебе: «Друг»,
Вратарь забивает голы.
День темнеет и падает в ночь,
Улыбаясь, светлеет мрак…
Тот, кто может, не хочет помочь,
Тот, кто хочет, не знает как.
* * *
Эпоха непонимания,
Империя недоверия.
Не поздняя, и не ранняя -
Бесконечная империя,
Где хищники пляшут с жертвами,
То с левыми, а то - с правыми…
Где нужно быть только первыми
И правдами, и неправдами.
* * *
«Натюрлих», Савва Игнатьевич,
«Розамунда» плачет, смеясь.
Маргарита Павловна, увы...
Меж количеством и качеством
Нарушена временно связь.
Куда ни глянешь – «рука Москвы»...
Савва Игнатьевич, «фюнф минут»!
Мы идём из войны в войну.
«Не для радости жить нам». Ну, что ж...
Горько там, и не сладко нам тут –
На пути из страны в страну.
Только ты, друг, как прежде, хорош.
Даже когда «с утра – за дрель».
А помнишь - перитонит...
Снова средства нелепы, как цель.
Савва, это душа болит.
* * *
Летучий дым болгарских сигарет –
Забытый символ дружбы и прогресса.
«Родопи», «Шипка», «Интер», «Стюардесса» -
Не в небесах клубится лёгкий след,
А в памяти, где тень яснее света,
Где хорошо быть просто молодым,
С беспечностью вдыхая горький дым
Отечества, как дым от сигареты…
* * *
Не повторится и не вернётся.
А память шепчет: «Всё было классно».
Хоть были пятна, но было солнце.
И всё напрасно? Нет не напрасно.
Листает память свои страницы.
Жизнь, как цитата из «Идиота».
Всё — не вернётся, не повторится.
А вдруг, хоть что-то. Хотя бы что-то...
* * *
Где-то на окраине тревог,
Где живут бегущие по кругу,
Вечность перепутала порог,
И в глаза взглянули мы друг другу.
Черствые сухарики мечты
Подарила, обернувшись ветром
В мареве тревожной маеты,
Где окраина так схожа с центром.
* * *
От прошлого не в восторге. Что в будущем? Нет ответа.
Разведчик товарищ Зорге погиб. И доклада нету.
А радио говорило и даже предупреждало:
Настанет время дебилов. Хотя их всегда хватало.
* * *
Из одной провинции в другую…
Далью занавешено окно.
Раньше знал – топор плывёт в Чугуев.
А теперь не знаю – всё равно.
В хоре пел «В коммуне остановка».
А теперь мурлычу «всё пройдёт».
В незабытых снах всё было ловко.
В жизни всё всегда наоборот.
* * *
Неужто повторится и всё начнется снова?
Одни и те же лица, всё то же – слово в слово.
Мгновения, как пули - семнадцать - восемнадцать…
Партайгеноссе Мюллер вновь просит нас остаться.
* * *
Завтрашние события
оставим на завтра,
Вчерашние события
остались в прошлом.
Может, любовь обернется
козырною картой,
Жданно-нежданной,
не пошлою и не ложной.
«Завтра» придёт, подмигнув,
усмехнувшись «сегодня»,
Случайной поэзией
переменив прозу.
Сможет ли время от этого
стать чуть свободней?
Ответа не знаю. Но знаю,
что есть козырь.
* * *
О том же – другими словами.
Но кровь не меняет свой цвет.
Всё то же – теперь уже с нами,
Сквозь память растоптанных лет.
Растоптанных, взорванных, сбитых
На взлёте. И всё – как всегда...
И кровью стекает с гранита
Совсем не случайно звезда.
* * *
На берегу чужой реки
Сижу и жду своей погоды.
Но проплывают только годы,
Как междометья вдоль строки.
Уйти? Могу и не могу.
И слышу, как она смеётся,
Собою заслоняя солнце,
Чужая тень на берегу
* * *
- Ты слышишь, как сердце стучит у меня?
- Нет, это – колёса по рельсам…
- Ты видишь – дрожу я в сиянии дня?
- Ты мёрзнешь. Теплее оденься…
- Ты видишь – слезинки текут по щекам?
- Нет, это дождинки - к удаче…
- Ты чувствуешь – я ухожу к облакам?
- Я вижу, я слышу… Я плачу.
* * *
Не хочется спешить, куда-то торопиться,
А просто – жить и жить, и чтоб родные лица
Не ведали тоски, завистливой печали,
Чтоб не в конце строки рука была –
В начале…