Ефим Эткинд. Воспоминания

Признаюсь, я никогда не думал, что примусь когда-нибудь за воспоминания о Ефиме Григорьевиче Эткинде, хотя думаю о нем довольно-таки часто. Он явился лучом света в моей жизни, но я не собирался публично рассказывать об этом, выставлять на всеобщее обозрение мои с ним отношения и встречи.  Но вот столь ценимый мною Артем Комаров попросил меня поделиться воспоминаниями на сей счет, и я уступаю ему.

       С юношеских лет своих питал к Ефиму Григорьевичу громадный пиетет. У меня была книжица его «Разговор о стихах», вышедшая в издательстве «Детская литература». Она была предельно внятно и четко написана, но при этом без малейшего снисхождения к юному читателю, и шел в ней разговор глубокий, честный и серьезный.  Эта работа оказала громадное воздействие на мое филологическое становление. Впоследствии, переехав во Францию, Эткинд на основе «Разговора о стихах» и выпустил громадный том, который озаглавил «Материя стиха». Но я предпочитаю все же «Разговор о стихах».

       Через много лет после того, оказавшись в Хельсинки, я стал готовить к защите свою докторскую диссертацию «Литературный анекдот пушкинской эпохи», и мне на кафедре предложили в качестве оппонента Ефима Григорьевича. Я немного испугался (Эткинд был для меня своего рода божеством, и я знал, что он мог быть строг и придирчив, даже излишне), но в итоге согласился. По финским университетским правилам, диссертант подписывает специальную бумагу, что он не против предлагаемого ему оппонента, и я подписал такую бумагу.

       И еще одно разъяснение.  По финским правилам защиты диссертаций оппонент имеет право   знакомиться с диссертацией в течение трех месяцев, а потом обязан прислать свой предварительный отзыв. В случае, ежели он окажется положительным, диссертации уходит в печать: в Финляндии защищена может быть только изданная диссертация.

     Когда Ефим Григорьевич в очередной раз приехал в Хельсинки из Петербурга – он возвращался уже домой (а он приезжал в Финляндию каждый год, читал небольшой курс лекций и отправлялся затем в родной Петербург; это происходило с неизменностью: из-за маленького французского стажа зарплата у Ефима Григорьевича была невелика, и финские гонорары имели  для него существенное значение; да он и любил бывать в Хельсинки и его там  очень любили, тем более, что лектор он был потрясающий, обладал   уникальным артистизмом, я вручил ему текст своей диссертации. И ровно через десять дней в университет поступил его предварительный отзыв. А мне Ефим Григорьевич прислал письмо, в котором очень извинялся за задержку, которая произошла из-за того, что он переезжал с квартиры на квартиру. Это был мне урок на всю оставшуюся жизнь: никогда ничего не откладывать, все исполнять сразу, незамедлительно.

      Это был, ориентировочно, 1994-й год. А в январе 1995-го состоялась уже защита. По финским университетским правилам главное в защите есть публичный диспут. Это должен быть праздник, фейерверк, настоящее научное зрелище. И Ефим Григорьевич этот фейерверк обеспечил, с наслаждением рассказывая старинные анекдоты и остроты; я старался не отставать от него.

Забавный еще эпизод приключился в утро защиты. В Финляндии тогда объявление о защите докторской публиковалось в центральной газете "Helsingin Sanomat". И вот в шесть утра в день защиты раздался у меня в квартире звонок. Испуганный финский корреспондент спросил: Неужели оба, и защищающийся и оппонент - Ефимы?" Я подтвердил. Они вообще такого имени и не слышали никогда - Ефим. А тут вдруг два Ефима.

Все же набрали по-разному. Я - "Ефим", а он - "Етим".

Как видно мне не поверили, или номер уже успел уйти в типографию. Вообще, финны крайне недоверчивы.

Защита состоялась 21 января - номер с объявлением о защите вышел в день защиты, утром. Защита началась в 12 часов. Кто успел приобрести номер и возымел желание узнать об анекдоте (у финнов и слова такого нет), поспешил к главному зданию университета на Сенатской площади и таки попал на интересное зрелище.

Кстати, Эткинд был страшно доволен, что у меня с ним одинаковое имя. Он потом даже стихотворение написал о двух Ефимах.

    Вот речь Эткинда, точнее не речь, она не сохранилась, увы, а заключение, которое он представил после защиты – публикуется впервые; мне кажется, этот никому не известный текст Ефима Григорьевича достоин читательского внимания:

     «Оппонент с интересом и пользой прочитал книгу-диссертацию Курганова. Ее достоинства можно свести к следующим пунктам:

     - Новый материал, почти не изученный в русской и иностранной филологии;

     - Новая постановка обширного и до сих пор не имеющего отчетливого решения вопроса о соотношении устного и письменного видов литературного творчества;

     - Обнаружение новых, еще неизученных сторон в творчестве таких глубоко и всесторонне исследованных писателей, как Пушкин, Вяземский, Жуковский, Гоголь, Н. Кукольник;

      - Прекрасные литературные портреты ряда персонажей избранной диссертантом эпохи, среди которых – авторы анекдотов и герои, вокруг которых анекдоты циклизовались: шута Копьева, балагура Ростопчина, шутника Нарышкина, замечательного и забытого живописца Сальваторе Тончи, острослова-проказника Апраксина, А.М. и В. Л. Пушкиных. Каждый из них, благодаря автору диссертации, займет свое место в истории культуры пушкинской эпохи;

        - Обстоятельное изучение двух книг, концентрирующих в себе своды литературных анекдотов: «Старой записной книжки» П. А. Вяземского и «Записной книжки» Н. Кукольника; обе они имеют серьезное значение для русской культуры 19 века;

       - Отмечу особо, что Е. Курганов воскресил фигуру Нестора Кукольника, несправедливо забытого и даже ошельмованного потомками драматурга и литератора;

      - Увлекательное и яркое изложение, которое никогда не опускается до вульгаризации, но не подменяет честной историко-культурной повествовательности столь частой в наше время псевдонаучной терминологией;

       - Высокий теоретический уровень работы, который позволил во время защиты обсуждать принципиальные вопросы жанровой, исторической, социальной функции литературного анекдота.

      Эти принципиальные вопросы можно коротко изложить так:

      - Анекдот как самостоятельная литературная форма и анекдот как стимулятор других форм: новеллы, романа, театральной пьесы, повести, поэмы. В дискуссии возникали имена авторов, в творчестве которых анекдот-стимулятор играл особо важную роль: Вилье де Лиль-Адан («Жестокие рассказы»), Амброз Бирс («Словарь сатаны»), Эдмон Ростан (пьесы «Романтики» и «Сирано де Бержерак»), Пушкин («Повести Белкина» и поэмы «Граф Нулин», «Домик в Коломне»);

        - Анекдот как «чистый сюжет». В ряде случаев произведение, основанное на анекдоте, можно считать исчерпанным сюжетом, который не нуждается в стилистическом «обогащении». К таким произведениям относятся некоторые новеллы Джером Джерома, О Генри, раннего Чехова, а также, разумеется, устный анекдот и прошлых времен, и нашей эпохи. В ряде случаев место стиля занимает пародийная интонация. В какой мере анекдот такого рода является полноценным фактом художественной литературы? 

        - Многие литературные произведения, основанные на анекдоте и порой сводящиеся к «чистому сюжету», мало индивидуализированы; это относится к стихотворным сказкам – Лафонтена, Вольтера, Богдановича, даже Пушкина, а также к новеллам такого типа, как «Декамерон» Боккаччо или «Гептамерон» Маргариты Наваррской (в каждом из этих сводов новелл десятки рассказчиков, стилистически почти не отличающихся друг от друга). Какова доля индивидуализации в литературном анекдоте?  Чем своды анекдотов отличаются друг от друга – если не говорить о характере героя, вокруг которого они циклизуются? Степень индивидуализации – одна из мер художественности; относится ли этот критерий к литературному анекдоту?

          - Известно, что Пушкин подсказал Гоголю сюжеты «Мертвых душ» и «Ревизора». Иначе говоря, Пушкин рассказал Гоголю два анекдота, из которых Гоголь создал поэму-роман и комедию. Как в обоих этих великих произведениях соотносятся сюжет и стиль, анекдот и внесюжетная «плоть» вещи? Следует ли считать, что анекдот растворился в романе и в пьесе, или он сам по себе обладает художественной ценностью?  Если сюжет (анекдот) растворился, оказавшись только стимулятором, не компрометирует ли это позицию диссертанта, считающего анекдот самостоятельным жанром?  Если сюжет сохраняет самостоятельную ценность, не следует ли оба названных произведения считать принадлежащими не только Гоголю, но и Пушкину?

          В дискуссии обсуждались и другие проблемы, подсказанные диссертацией:  своеобразие героев анекдотических циклов (глупец, хитрец, шут; своеобразие героев сегодняшних анекдотических циклов (например, в прозе самого близкого к анекдоту новейшего русского автора С. Довлатова); принцип циклизации анекдота вокруг тех или иных героев, или вокруг события; степень окончательности текста в литературном анекдоте и, в этой связи, его вариативности; место литературного анекдота в иерархии жанров и изменение такого места в связи с перестройкой эстетических представлений.

         В заключение оппонент выразил уверенность, что Е. Курганов написал работу, которую придется учитывать всем историкам русской литературы. Е. Курганов открыл значение жанра, стоящего на границе между фольклором и письменной литературой. Важно и то, что охарактеризованный в диссертации жанр не умер, даже не увял, - он набирает силу и становится все более влиятельным.

Ефим Эткинд.

Хельсинки. 23 января 1995 г.